Общественный научно-просветительский журнал

Педагогика Культуры

ЖУРНАЛ

Педагогика Культуры

Поиск по авторам

 

К юбилею Евгения Юрьевича Сазонова

 

ВОСПИТАТЬ ЧЕЛОВЕКА

 

В связи с 80-летием театрального режиссёра, педагога, Заслуженного работника культуры России, художественного руководителя Санкт-Петербургского Театра Юношеского Творчества (ТЮТ) Евгения Юрьевича Сазонова и 60-летием со дня основания ТЮТа предлагаем интервью, которое взяла у режиссера накануне его юбилейной даты журналист Анастасия Ардаматская.

Краткая справка.

ТЮТ задумывался не просто как детский театр: его миссия – воспитывать личность с помощью драматического искусства.

Воспитанники ТЮТа не только ставят спектакли и играют в них, но и самостоятельно их обслуживают, осваивая, наряду с актерским мастерством, различные театральные профессии: осветителя, монтировщика, бутафора, костюмера, гримера и др.

ТЮТ имеет собственную сцену, которая по технической оснащенности сравнима с лучшими сценическими площадками города.

С момента основания Театр юношеского творчества является настоящей «кузницей кадров» для петербургского и российского театра.

 

Анастасия Ардаматская (А.А.): Новый учебный год, новый сезон. ТЮТ в 61 раз открывает свои двери для юных и талантливых. Конкурс уже начался?

Евгений Юрьевич (Е.Ю.): Да, конкурс проходит. Но я как педагог, режиссер и методист убежден, что если ребенок хочет заниматься театром, ему не надо отказывать. На сцене могут играть абсолютно все: нет такого человека, кто был бы не способен существовать в условиях вымысла. Разделение на одаренных и бездарных имеет право быть в профессиональных кругах, но оно условно, как условно и разделение на химию, физику, геометрию и астрономию. А на стыке дисциплин-то и возникают открытия!

Каждый человек обладает эмоциональной памятью и способностью действовать; для кого-то выявить эти возможности не представляет труда – они активны. Эти люди называются талантливыми. А у других это глубоко скрыто по генетическим, биографическим или историческим причинам, и тогда требуется время и специальные методики. Я знаю случаи, когда человек поначалу себя не проявлял, а потом вырастал в большого актера. Андрей Краско, например, в ТЮТе почти ничего и не сыграл, а занимался освещением (хотя много писал об этом времени в своих воспоминаниях).

Или наоборот: человек производит яркое впечатление и – все. Потолок. Константин Сергеевич Станиславский отмечал, что приемные испытания всегда трудны, а особенно сложно принимать ярких. Яркость застилает собою глубину. И часто ярких, наученных мы не брали. Мы понимали, что это предел.

Профессиональных артистов мы не готовим, это не интересно. И Константин Сергеевич всегда говорил: нас интересует человек, человек творящий! Побывав в таком бульоне, человек развивается, и это уже остается с ним навсегда. Ведь 99,9% наших выпускников актерами не стали, да и не хотели. А вот способность творчески подходить к жизни – слышать другого, устанавливать глубокие связи, развивать фантазию… Это важно. И это отнюдь не сентиментальность! Как-то ученик поделился со мной, что если бы он не занимался театром, никогда не стал бы успешным бизнесменом.

Каждый год к нам приходят 350-500 человек, а в доперестроечное время цифры и вовсе зашкаливали. Ведь в идеологии СССР был приоритет духовного богатства. Это было модно, родители приводили детей. Отдавали больше девочек, потому что они развиваются быстрее и быстрее понимают, что важно, а что нет (смеемся). Потом все пошли в экономисты, и цифра снизилась, да и яма демографическая сыграла свою роль.

Обычно отбор идет больше месяца: очень внимательно прослушиваем каждого, беседуем и только потом принимаем решение. Что делать с теми, кто не прошел? Независимо от того, приняли человека или нет, важно, чтобы это время было полезным: «Да, я не прошел, но как было хорошо, как интересно! Как внимательно ко мне отнеслись!» Это снижает психотравму. Иногда я рекомендую ребятам другие коллективы (я как руководитель знаю все театральные коллективы города). Кто-то идет, кто-то нет.

Очень важно, чтобы в приеме участвовали ребята, которые занимаются у нас не первый год: записывать, заботиться, утирать слезы, рассказывать про театр… И тогда не остается места снобизму, зазнайству. Вот кто-то просто любит принимать гостей. И это хорошие люди, не правда ли? (Смеемся).

Любимый мною А.П. Чехов писал: «Какое наслаждение – уважать людей!» Часто повторяют: все для человека, все для человека… А на деле – чистое вранье! Какова точка отсчета? Система для человека? Или человек для системы? Мы жили и живем в обществе, где мы – для системы. А надо наоборот! Система для человека! Когда английский флот отправляется в Южную Америку спасать одного матроса – это я понимаю! На форуме у нас я слышал, как высокопоставленный чиновник заявил: у нас двадцать тысяч детей занимается, и каждый должен чувствовать, что он один из двадцати тысяч. Напротив! Двадцать тысяч должны чувствовать одного, и, если нужно остановиться, чтобы один догнал – все должны остановиться.

Придумал это Матвей Григорьевич Дубровин. В июле ему было бы 105 лет. Нового-то он ничего не изобрел: идее о главенстве человека тысячи лет. А в чем же его гениальность? Он придумал, как осуществить эти идеи. ТЮТ – один из механизмов, не единственный (такие места всегда были, и с приходом демократии стали выходить из тени).

Но идеал, как всякая идея, недостижим. А что достижимо? Дорога. Путь. Если ты сделал первый шаг – ты уже в области идеала. Продолжай, сколько тебе бог даст… Ты уйдешь из жизни, но сын твой пойдет дальше.

Театр – проклятое место: закулисные интриги, склока, нездоровые состязания… А Матвей Григорьевич придумал, что все мы будем делать театр полностью: сегодня ты играешь, завтра строгаешь, а послезавтра крутишь колесо. Три состава: играет, обслуживает и смотрит. Соединение в одном человеке элементов интеллектуального, духовного и физического творчества – вот что важно. Что такое физический труд? Раб ли ты, когда копаешь канаву? Машина ли, когда везешь груз? А если ты роешь канаву, чтобы в твой дом пришла вода, это физический или нравственный труд? Единство души и тела!

А.А.: На Вашей памяти в ТЮТе занимались ребята совершенно разных поколений. Коммунизм, перестройка, капитализм. Мечта – одна на все времена?

Е.Ю.: Я идеалист. И считаю, что пока это так, я способен что-то практически делать. Научиться прагматизму идеалисту трудно. Но можно (смеемся). И я кое-как освоил за 42 года, хотя поначалу было тяжело, да и до сих пор не нравится. Мотивы у всех разные. Один хочет стать артистом, увидев звезду: деньги, слава, аплодисменты … Кто-то идет, потому что друг здесь. Или подруга. Третьи – потому что мама сказала. Или случайно! Статистикой я не занимался, а жаль, нужна научная часть. Меня вот приятель уговорил: было мне 14 лет, до этого о театре и не помышлял. Конечно, как интеллигентного мальчика меня водили и в театр, и в Филармонию. Слушал там симфонический оркестр, страдал. Но был я ужасно стеснительный! И с плохой речью… Да уж, поверьте! (Смеемся).

Помимо осознанных или полуосознанных мотивов есть еще и мотивы подсознательные! И они для всех универсальны: человек нуждается в творческом развитии и общении, возможности играть и дружить, избавляться от страхов и комплексов, совершать ошибки и исправлять их. Озорничать, шалить и хулиганить! Говорить, что думаешь, и быть свободным. Рыба ищет, где глубже…

Вот, например, приходит мальчик и понимает, что его используют: ага, ты толстый, ты будешь играть Санчо Пансу! И он начинает вести себя потребительски: мне товар получше да подешевле! Репетировать много не надо! Или же он приходит туда, где есть место его потребностям неосознанным, где его принимают как человека хорошего. Представьте: входит парень, страшный, с лицом бандита; ему уже сказали, что он отморозок и хулиган. Но если он ощущает, что его воспринимают как нормального человека, что у него самые благие намерения, да только он не знает, как их осуществить. Не может – и потому-то и дает зуботычину... И он объективно несчастен. Презумпция благопристойности! Ничего общего с сентиментальностью это не имеет, ТЮТ – очень жесткая организация, есть свои законы.

Стремление человека быть человеком – базовое. И ТЮТ должен откликаться на него. Если человек приходит и понимает, что здесь такой механизм, он прочитывает это мгновенно, независимо от возраста или интеллекта.

Это очень трудно. С другой стороны – это очень просто. В простоте заключена сложность.

А.С. Макаренко в 30-е годы написал «Педагогическую поэму», очень люблю ее. Но думаю, что существует педагогическая… драма. И у учителя, и у ученика своя роль, и каждый должен сыграть ее до конца и правдиво. Роль учителя – увидеть зерно, спрятанную коробочку, в которой скрыта драгоценность, так говорил Матвей Григорьевич. У одних она открывается легко, у других – за семью печатями. А роль ученика не менее сложная – мучиться, трудиться, чтобы воспринять игру учителя как партнерство и сыграть свою! Ты услышь! Задача учителя в том, чтобы ученик научился слушать.

И театр в этом деле очень хорош. Он представляет собой мир: и художественный, и философский, и производственный. Самоуправление, совет – самостоятельность. Можно было бы прочитать лекцию об ответственности или даже сделать Российский Государственный Университет Ответственности – и тогда человек будет все знать, но ничего не уметь.

В нашем деле знать значит уметь. Вот если ты бригадир, и ты не туда врубил свет – тебе после спектакля достанется! И тогда ты понимаешь: нужно проверить провода перед началом, подойти пораньше.

Такова глубинная концепция. А когда ты взаимодействуешь с человеком, становится неважен возраст. Между вами возникает общение и любовь. Любить это творение божие, которое родилось, а потом заблудилось.

Мне часто говорят: как много у вас знаменитых выпускников! И я задумываюсь, почему? Мы никогда не готовили актеров, мы хотели из них вытащить человека, нравственный стержень. Вот это добро, а это – зло. Человек потом уйдет, столкнется со злом, и будет со злом работать, бороться или нет. Но у него будет ориентир! Большинство воспитанников ТЮТа , которые достигли вершин в театре, живут далеко не в тютовской обстановке. Там есть пороки, но им помогает то, что они видели. Как говорил Ф.М. Достоевский, у человека должны быть воспоминания. Два-три светлых воспоминания, и – спасен человек!

А педагог, с точки зрения Матвея Григорьевича, берет ребенка за руку и по узенькой тропинке – слева пропасть, справа овраг или болото – ведет к подножию горы. И говорит: видишь, вот вершина – лезь туда! А сам возвращается и берет следующего. А ребенок-то сопротивляется, не углядишь – и учудит (смеемся). Вот этот челнок и есть педагогика.

А.А.: Когда я первый раз пришла в ТЮТ, на спектакль «Вверх по лестнице, ведущей вниз», я увидела маленького большого человека. Заботу о госте. Взаимодействие актеров и зрителей. Невидимые, но ощутимые связи. Наверное, это и есть любовь?

Е.Ю.: Мы, когда выпускали к 50-летию ТЮТа сборник воспоминаний о М.Г. Дубровине, включили в него статью, которую написали вместе Лев Додин и Вениамин Фильштинский много лет назад. И решили в ней ничего не менять. «Главное всегда невесомо»: атмосфера, аура, харизма. Смысл.

Можно попасть в очаровательную компанию, где все улыбаются другу другу и понять, что главное там – омерзительно. И вы можете попасть в непритязательную или даже грубоватую компанию и вдруг почувствовать, что здесь все хорошо. Был случай на Псковщине. Я, молодой интеллигентик, пришел в столовую. А там шоферюги, человек сорок… Кто навеселе, кто с матерком. И вдруг они – хлоп! – расступились и говорят: «Давай, иди!» Они меня уважали, оказывается. И я перестал их бояться. А до этого думал, что могут и убить. Впрочем, в Союзе театральных деятелей тоже могут убить, но красиво (смеемся).

Я всегда чувствую, есть смысл или нет. Это в воздухе, и это очень важно и зависит от взрослого, от педагогов. Если вы хотите, чтобы был хороший детский коллектив – дружите! Не занимайтесь склоками. Не лгите. Нигде! Дети тут же это знают. Я часто говорю о педагогике, в шутку: жизнь не удалась! (Смеемся)

Мне приходилось от многого отказываться: я понимал, что если поступлю так, то пойду на сделку с совестью. А как же я буду спектакль ставить? Я же не смогу ничего придумать, это будет фальшь! Совесть педагога является его профессиональным инструментом. Если скальпель заржавел у хирурга – больной обречен, будет сепсис. Если скрипач порвал смычок – не будет звука. А мы обязаны сохранить душу. Это не значит, что мы ангелы. Мы как раз творческие люди, и богатое воображение толкает нас в разные места (смеемся). Но мы не можем запятнать душу. А если пятно – иди в храм, молись. Совесть твой инструмент. Не более. Но и не менее.

А.А.: Является ли депрессия симптомом современного общества?

Е.Ю.: Депрессия, апатия , равнодушие и отказ от борьбы – это, конечно, симптом. И очень тревожный: никому ничего не надо, ты никому не нужен. М.Г. Дубровин говорил такую вещь… Он не читал лекции, это было … вот как мы с вами беседуем. Ученик должен думать, что является самым главным человеком для учителя. Он нужен. И мы, будучи мальчишками, как-то чуть не подрались – настолько каждый был уверен, что любят больше всех именно его! (Смеемся).

А возможно ли это, без обмана? Ты должен быть внимателен, всерьез воспринимать каждое слово или по-честному сказать,что некогда, не разрушая этого принципа. И тогда – возможно! Человек должен понимать, что нужен другому. Группе. Театру. Городу. Стране. Система для человека или человек для системы?

В конце 80-х был в Литве, с маленьком сынишкой. Сняли комнату в новом районе, там лес и газоны. Как вы думаете, что они делают? Сначала дают людям протоптать дорожки. У нас же законопослушные обходят, чертыхаясь. Остальные напролом. А там приходит архитектор и смотрит: где удобнее людям идти? И кладут плитку. Это другое ощущение! Я понимаю, что могу пройти там, где считаю нужным (если я не сумасшедший).

А когда ты осознаешь, что тебя никто не слушает… Вот , например, оказалось, что в мае (этого года) у нас прием. Нам не надо в мае! Но это распоряжение дирекции. Спорить невозможно.

А.А.: Почему с чиновниками так сложно найти общий язык? Речь и мышление совсем другие?

Е.Ю.: Мне кажется, они такие же люди, но ими управляет один феномен: страх. Вот он получил это место и теперь боится потерять. Если потеряет – не пойдет по лестнице, ведущей (с его точки зрения) вверх. Не вертикаль власти, а вертикаль страха. Она и управляет, ни о каком творчестве речи быть не может. Слушал я как-то интервью по радио, в советское еще время. Корреспондент спросил молодого режиссера ( из Швеции или Германии) о том, какие у них отношения с администрацией. Тот сначала даже не понял вопрос. Потом догадался: «Ах, да, приходил один молодой человек, чиновник – открыл нам комнаты, показал, что и как работает, и больше мы его не видели. А, нет, видели: пару месяцев назад нам что-то еще понадобилось, он пришел и снова ушел». Вот вы знаете фамилию главного человека, который обеспечивает электроэнергией город? И я не знаю. И это хорошо! (Смеемся).

Наши чиновники… Если кто-то с малолетства такой – это психология. А если человек очень усердный, то он и вовсе забывает, что бывает иначе. Вертикаль страха определяет ситуацию. Творческие же люди, художники, свободны и ничего не боятся. Бесшабашные, «нельзя» для них не существует. Сейчас у нас очень часто звучат запреты, и это плохо. Есть законы, вот их и надо бояться – быть законопослушным. А больше ничего и никого бояться не надо!

Это вопрос свободы и рабства. Важно находиться на определенном культурном уровне. Красота спасет мир. Без культуры не может быть и демократии; а чиновники, как правило, культурой не владеют. Помните, у Антуана де Сент-Экзюпери? Деловой человек считает звезды, кладет их в банк, владеет ими. Но не культурой! Словом, мыслью…Ведь для того, чтобы бояться, большой культуры не надо. Это первичные ощущения: страх, боль, пищевой инстинкт. М.Г. Дубровин говорил: нашей главной задачей как системы является воспитание в человеке интеллектуального инстинкта, который работал бы в социальных условиях с такой же неотвратимостью, как биологический инстинкт в природе. Это идеалистично, но это и есть культура, нравственность.

Когда в Россию пришла демократия, она обернулась беспределом. А.П. Чехов писал: «Я по капле выдавливаю из себя раба!» Ведь на заре советской власти что писали на доске? Мы не рабы, рабы не мы. Идея была хорошая, но не сложилось. Одни рабы взяли и сделались рабовладельцами – это соблазнительно и выгодно. Как у А.И. Райкина, помните? Все есть, но не для всех (смеемся).

И вот ТЮТ продержался 60 лет. М.Г. Дубровин как-то говорил нам, что на земле существует 36 праведников, людей, которым что-то нужно. Их должно быть всегда 36. Никто не знает, кто они, где они. Они и сами могут не знать. Но пока их 36 – мир стоит. Один умирает, и на его место должен встать новый. Такая «сказка». И я думаю, они будут всегда. Это здравый смысл. Когда доходит до ручки, вдруг появляются люди, которые берут и спасают, на своих плечах… Поживем еще на нашем шарике (смеемся).

Это борьба добра и зла, света и тьмы, бога и дьявола. Недавно я читал книгу о роли дьявола в истории религии. Богу не с кем было бы бороться иначе, чтобы предложить людям свободный выбор, волю. И не надо думать, что все плохо и кругом негодяи. Это не метод. Ты выбрал свое дело – это и делай, а кто-то выбрал другое – вот он этим и занимается. Не нравится – сопротивляйся, не подражай ему… А Царствие Небесное внутри нас.

А.А.: В ТЮТ приходят школьники. А что делать взрослому человеку, который чувствует потребность найти для себя нечто подобное?

Е.Ю.: Безусловно, ТЮТ – это система гармоничного комплексного воспитания. Но если детям предложить самостоятельно думать о своей жизни, они такое надумают! (Смеемся). Дети всегда должны быть под присмотром и неявным управлением. Коллега мой из Дании говорил: педагог – это сетка в бассейне, и сетка «подбрасывает» ребенка, если тот начинает тонуть. Но она необходима в детстве и юности, чтобы сориентировать человека.

А потом он идет в жизнь, где есть все. У А.В. Вампилова в пьесе «Старший сын» звучат такие слова: «Жизнь, Вася, темный лес». И мы блуждаем в нем от рождения до смерти. С компасом идете вы или нет, знаете ли приметы… Там и звери, там и грибы. И рассветы, и лето, и зима. Взрослые же должны реализовать свои интересы и ориентироваться на то, что заложили в детстве. Немало наших выпускников выбирали себе педагогику. Кто-то хочет остаться в стенах ТЮТа, и мы не прогоняем. Кто-то возвращается, спустя годы. Не ради денег и славы (зачастую все это уже есть). Оставить что-то на свете – вот такое желание.

А.А.: У вас была в детстве мечта?

Е.Ю.: В детстве? У меня была потребность в любви… Я ничем не отличался от других детей: я хотел сам любить и хотел, чтобы меня любили. В моей семье была любовь. Никто не повышал голоса, не заставлял, не вмешивался. Это было очень важно. Переживаний у моей мамы (в августе ей исполнилось бы 100 лет) было достаточно. Я закончил Медицинский, писал диссертацию и вдруг все это бросил. Как страдала моя мама! Но она никогда не вмешивалась. Когда я поступил на режиссуру и уже работал в ТЮТе, я приглашал маму на спектакли; подарил книгу, которую написал. И лет через 20 она прислала мне письмо: просила прощения за то, что не понимала меня. Я ответил: я не считаю тебя виноватой, мама. Наоборот. Это была любовь… И это осталось со мной. Я до сих пор хочу любить, иногда это мешает (смеемся). У Януша Корчака есть книга «Как любить ребенка». Не пеленать! Любить.

А профессионально… Я никак не мог понять, чего хочу. Когда я попал в драматический кружок, стал понимать, но сомневался. Вот родители и определили меня в медицину, и я пошел. Но потом – у меня хватило силы духа.

Мне предложили науку, диссертацию; и когда я понял, что придется отказаться от театра и остаться зрителем – не смог. Меня посчитали сумасшедшим, буквально. Вызывали, рвали заявление.

А когда я уже стал мечтать о театре… Я до сих пор люблю театр. Попытки вырваться из педагогики безуспешны. Получаешь жену – получаешь и тещу (смеемся). Помните, как говорил А.П. Чехов? «Медицина моя законная жена, а литература – любовница». Кто жена, а кто любовница – не знаю. Одно время театр завораживал. Когда я вышел на сцену в качестве режиссера, я понял, что знаю тут все. Откуда – неизвестно. Но это мое место, хочу не хочу. Конечно, сначала сомневался. Один мой друг на вопрос «как дела?» отвечает: «Пока не разоблачили» (смеемся). Года два опасался, потом успокоился.

А сейчас мне интересен Человек: как с помощью театра можно делать чудеса для человека. И не столько делать, как лягушка-путешественница, а понять, осмыслить. И что-то на эту тему оставить. Написать. Вдруг кто-то воспользуется? Вот такой ракурс. И без театра это невозможно. Предметность! Нельзя просто собрать людей и учить их, как гуру, медитировать. Надо делать дело, вместе. М.Г Дубровин объяснял: вот дедушка и внучек вместе клеят коробочку, чтобы подарить кому-нибудь. И они уже друзья!

А.А.: Хотели бы Вы еще что-то сказать, аудитории?

Е.Ю.: Однажды я шел на занятие с ребятами из старшей группы. И так мне не хотелось репетировать. Иду и думаю: как бы мне не проводить занятие? (Смеемся). Пришел и говорю: вот вам полчаса, бумага и карандаши. Представьте, что в вашем распоряжении на пять минут сцена, подмостки. А зрительный зал – весь мир. Что бы вы хотели сказать? И ушел. Отдыхал (смеемся).

И, вы знаете, они написали такие потрясающие тексты! Просто потрясающие (где-то у меня сохранились). Не обязательно с моралью – кто-то стихотворение, кто-то впрямую, кто-то в абсурдном ключе. А сотрудница наша пришла послушать… И, дрожащим голосом, сказала им: «Ребята, у России есть будущее».

Помните, что ответил Михаил Жванецкий Владимиру Познеру на вопрос: что вы скажете, когда окажетесь перед Богом? «Как интеллигентный человек я подожду, что спросит Он».

Есть один фильм. Главный герой – великий писатель (прообраз, наверное, Г.Г. Маркес). Фильм повествует о последних годах его жизни. Он стар, в ясном рассудке, но ослеп. И рядом с ним молодая девушка, которая сопровождает его всегда. Не волонтер, но и не любовница. Просто девушка, рядом с этим великим человеком: вместе путешествуют и встречаются с разными людьми, в частности, с университетскими студентами.

Помню последнюю сцену. Огромный университетский зал. Кафедра. Сотни студентов ждут. И он появляется, в сопровождении девушки. Садится за стол. В темных очках. Он говорит: «Много лет подряд вы приходили ко мне, чтобы услышать, что я скажу. Сегодня я хочу, чтобы вы услышали мое молчание». На этом кончается фильм.

Вы задали вопрос, на который нет ответа. И это хорошо. Я не знаю, как надо. Я знаю, как не надо. Надеюсь, что знаю.

 

Беседовала Anastasiya Ardamatskaya «INBLOOM»

Источник: https://vk.com/inbloommedia?w=wall-124485554_190

сентябрь 2016 г.

 

Материалы по теме:

«Учимся слышать друг друга»

«Я преподаю театр»

 


Метки: Рубрика: Искусство и образование, Сазонов Е.Ю.